Форма входа

Поиск

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0




Вторник, 19.03.2024, 04:12
Приветствую Вас Гость | RSS
Литературный журнал "РЕНЕССАНС"
Главная | Регистрация | Вход
В.Золотухин-2011


 

№ 1-2011

29 января 1973

Может быть, и хорошо, что сорвалась запись. «Все, что ни делается, делается к лучшему». Ем присланные яблоки, смотрю на себя в зеркало – жду репетиции. Ночь была ужасная. Духота, окно не открываю. Зайчик ругается – оба не спим. Заметил. В чем несчастье мое и мне подобных? Я дошел, дорос до понимания, что нельзя жизнь тратить на корыто – сюда входит все: и семья, и конура, и половики, и телевизор. Надо стремиться к звездам, успеть что-то сотворить звонкое, испытать огонь священный и пр. Узнать любовь, узнать вдохновение, попробовать фантазию – в общем, гореть, сверкать и жить стараться не червем... До этого я дошел – стыдно быть мещанином, серятиной – и надо писать, надо рваться и т.д. Я не могу сидеть и спокойно, без суеты, без шила, смотреть телевизор... мне кажется, я теряю время, что меня нарочно кто-то сбивает с истинного пути, искушает меня... ни уму, ни сердцу, все что-то по этому ящику мелькает (А, «Бумбараш»?). И я иду за стол, сажусь... Но с той же суетой и разбросанностью. И тут ничего не происходит. И ты опять дергаешь себя, чем сидеть сычом за столом и вымучивать себя, лучше посидеть перед ящиком и попытаться отдохнуть, отвлечься, освободить клетки или поиграть с сыном. А Дениска – хулиган жуткий, просто какой- то злой мальчик. По добру ничего не сделает – все наоборот, все назло, дерется. «Всех убью, бабку убью...» Обидчивый, упрямый – целыми днями орет, капризничает... Грешным делом думаешь: «И зачем нам нужен он был? Как было спокойно без него!» И тут же он подходит, обнимает, говорит какую-нибудь милую глупость, и куда девается раздражение и злость на него – все прощаешь и стыдно за только что подуманное.
Вечер. Играли «Галилея». Володя уехал в Ленинград. Привезет мне подарок. В середине дня ездил в «Юность», оставил рукопись. Ужасно приятное чувство – этим предметом – пером можно заработать на хлеб, ты можешь, именно. Значит, ты профессионал. А раз профессионал, значит – раз сел за стол, стало быть, получится у тебя.
…………………………………………………………………………………………................................................................................................................................................................
……………………………………………………………………………………………............................................................................................................................................................
13 февраля 1973


Утро. Жду машину. Переозвучить что-то в «Берегах». Написал письмо. Ночью почти совсем не спал, все «Бесы» мозги мне выворачивали. Везде и всюду виноват я, начиная от Блантера, которому не переписал песню, и кончая Дениской, которому со времен книжек ленинградских не купил ни одной игрушки. А теща его науськивает на отца:

– Ты спроси, чего он тебе купил, чего он тебе привез, твой папочка... Нужен ты ему очень... сволочь такая... Ты что ребенку купил?.. – и т.д.
Теперь, как только переступаешь порог, бедный Дениска подлетает, целует и спрашивает:
– А ты чего мне принес?
– Магазин не работал.
Вечер. Я сегодня доволен собой. Мне можно поставить «5» по поведению. Вот только курил, хоть и немного, но зря, и две бутылки пива, не удержался, вечером выпил. Но это я наградил себя. Утром сильно, на час почти, задержалась машина, и я не поехал на озвучание, а вышел у театра. Я подготовился к репетиции. Шеф был доволен мной, впервые пошла сцена Болдино. Он похвалил меня, и я был счастлив. Репетиция была за долгое время оптимистической. Элла сообщила мне, что «Юность» готовит мою «Смородину» к печати!
После репетиции «Пушкина» была репетиция завтрашнего чествования Брехта. Снова вернулись к Пушкину. Шеф за долгое время говорил со мной, как с «соотечественником». И я раскололся и поплакался, что «мне 30 лет, и Кузькин – это единственное, что я успел пока сделать. Шеф напомнил мне мои удачи в кино... еще обласкал меня своими лучами и попросил подготовиться к послезавтрашней репетиции. Потом я, усталый и счастливый, побрел домой, сожрал сосиски и сделал важное дело – собрал все хозяйство из
ЖЭКа для получения нового паспорта. А завтра пойду лечить зубы.
Насколько же подл человечишко... Дали мне кусочки послаще, я и залебезил, и заиграло очко. Вот уж и рольку я принес домой за долгое время, и подклеил ее, и подчистил, смотрю на нее - не налюбуюсь... Шеф сказал:
– Не надейтесь, что я Высоцкого верну в спектакль. В этом спектакле он играть не будет... Может, хоть это его образумит... А Высоцкий и запил, чтобы выйти из игры. Ему активно не хочется быть впятером и прыгать из возка в возок.
Любимов. – Что происходит в театре – процесс сложный, неоднозначный... Наверное, произошло старение театра и требуются меры хирургические. Обо всем я буду думать, что мне делать. Каждый человек в отдельности переживает кризисы какие-то... Дело далеко не в Высоцком... Ушел прекрасный актер Губенко – театр продолжает жить... У некоторых людей сместились понятия об этом театре, об этике... Спектакль, выпуск спектакля во многом, очень во многом задерживается по вине актеров... В конце февраля я
прогоню весь спектакль расширенному худсовету, и мы посмотрим, кто из нас лучше работает: Я или ВЫ... и кто сколько вложил из актеров в спектакль, в свои роли... А роли здесь в большинстве своем отличные. Меня вы этим не удивите, таким отношением... При создании театра я не такое видал, когда ломал здесь все... И самое печальное, что старожилы театра, «кирпичи», во многом являются инициаторами безобразий…

 
№ 2-2011
 
14 февраля 1973
 
Среда, отмененный выходной. Утро на кухне. Это те самые ут­ра, которые я обожаю. Все спят, я колдую себе завтрак, тороплюсь на дело, тая надежду прожить день весело и с пользой. Несколько я пе­реборщил сегодня, уж слишком рано поднялся, голова не свежая, но, может, разойдется… Ах, эти «Берега»!! как они мне уже надоели!! Сизов заставил Ка­тю написать закадровый, авторский текст, чтобы объяснить про­ис­хо­дящее и людей самих на экране. Рекемчук отказался это делать. В деревне петухи, их монополия с утра. Природа не хочет ме­­нять звуковую палитру… 1. Ну, слава нашим, от «Берегов» я, кажется, (тьфу, тьфу, тьфу), освободился. Хорошо переозвучил сцену с Витькой. 2. Заделал левую челюсть. 3. Написал письмо в Междуреченск. А вообще – снова тоска. Жены нет, где она ходит в этот юбилей? С кем она отмечает наш праздник? Вчера намекнула, что поедет за деньгами далеко.
Выборг. Рассказывают. Мир с финнами должен быть подписан в 12 ча­сов. Наши решили за несколько часов до мира взять, отобрать Вы­борг. Шли лавиной, сколько полегло ребят? Расширение государст­венных границ. Две тысячи девятнадцатилетних ребят полегло от мороза сорокаградусного. Шли в ботиночках и шлемах, красиво шли в психическую атаку… отмораживали ноги и падали, облегчая ра­бо­ту «кукушкам». Говорят, это Ворошилов воевал.
 
15 февраля
 
1973 Кухня. 12.00, после «Антимиров». У меня стоят хорошие дни. Я взялся за Пушкина лихо­ра­доч­но. Учу текст, готовлюсь к репетициям, обливаюсь слезами над вы­мыс­лом Ал.Серг. Вдохновенные дни. Господи! Помоги мне. Юбилей Брехта прошел нормально. Больше всех волновался шеф, руки дрожали, язык заплетыкивался. Я в одном месте кик­са­нул, в вопросе пану режиссеру… Наш с Шацкой юбилей прошел без кик­сов. Очень славно посидели в кабаке. Мне было все время груст­но, а под конец стало хорошо, пришел к столу Стриженов, и я запел «Не одна во поле дороженька», и сладко было мне… 300-е «Павшие». Шеф похвалил за 40-е. Заметил. Когда меня хвалил тот, чья похвала дорога мне, мне хочется плакать и становится сладко, грустно, одиноко. Почему так? Интересно. После спектакля надо целый час, а то и больше, тратить на то, чтобы организм пришел в себя, успокоился, пульс остановился, ина­че ложиться без пользы. В постели проваляешься этот час. На репетициях Пушкина использую теперь возможность записывать за Петровичем в роль, это должна получиться любо­пыт­ная книга потом. С одной стороны – документы о Пушкине, лучшие его стихи, а буквально с другой – хроника репетиций, анекдоты, случаи, всякая наша жизнь, чем мы живем каждый день. Шеф сказал Володе, что он его зарезал тем, что выходит из спектакля, что он поступает точно, как Губенко… и т.д. Весь арсенал на него выпустил. Но Володя устоял. Шеф думал, что он станет про­сить прощения, захочет вернуться в «Пушкина»… Но Володя давно за­мыслил побег из этого спектакля – шеф в отчаянии, у него все-та­ки была надежда…
 
2 марта 1973
 
Высоцкий оформляет документы во Францию. Боже! Помоги моему другу! Вчера после репетиции со старшим Любимовым ездил на радио к младшему, к Никите. Он тоже учил меня стихи читать - Бунина, «Листопад».
 
5 марта 1973
 
І. Прогон 3-го. Дожили до этого дня. – Ошибся в «Шульге». Где Высоцкий?! – побежал по проходу шеф. В Рамзеса попала стрела. Скользнула по костям пальцев и застряла, повисла под кожей. Мерзость. Разговоров на всю Москву - Любимов расстреливает артистов. И эти послушные овцы, марио­нетки стано­вятся безропотно... Все кинулись к Рамзесу, я задернул шторы возка и не вышел. Отвезли на «скорой», прогон продолжал­ся без нашего старого ар­тис­та... И было нас уже 4 Пушкиных – мало избранных... Недаром Вень­ка шу­тит: «Паду ли я стрелой пронзенный...» Рамзес завер­тел­ся птицей, но не вскрикнул даже... II. Несмотря на сбивы в тексте, а их я ожидал от себя в боль­шем количестве, в основном, я остался доволен собой. На обсуж­де­нии, которое проходило в полемике с композицией и трактовкой: Пушкин – на­род, Пушкин – декабристы, Пушкин – царь и пр., – и где ма­ло говорилось об артистах, в разных выступле­ниях просачи­ва­лись посулы к тому или другому эпи­зоду. Известный пушкинист, не знаю фамилии, отме­чал как одно из самых сильных мест, ярких и пре­крас­ных «Дорожную»... Кто ее поет? – Валерий Сергеевич... Это раз. Второе – как находка, бриллиант отмечалось «Послание цен­зору». Опять мой кусочек. Пустячок, а приятно. Я считаю голы, и сколько пропустил я. На­пример, в «Ветриле» я явно пел не сво­им голоском. Даже весь «Борис» отметился как дос­тижение сцени­ческое... Золотухин – за Бориса и Юро­дивого. Как подвиг театра, как нечто неожиданное и невероятное воспринят был Карякиным и многими «Странник»... Тут я. кажется, влепил в самую точку. И когда играл, я это чувствовал, как схватил зал и т.д. Старичок-пушкинист, друг Целиковской, за «Проро­ка» похвалил.
Целиковская встретила на улице: – Валерий, я должна вам сказать, что вы очень хорошо иг­рае­те... Вы знаете, я человек злой, но вы мне очень, по-настоя­ще­му понравились... как вы слу­шаете, говорите... ваши глаза... Просто поздравляю вас - и пр. Левиной она звонила, хвалила меня. – И я сказала Юре, как он только освободится от «Пуш­ки­на», (пусть порепетирует с Валерием «Гамлета»!!! – Вы слышите, господа присяжные за­седатели!! – Спектакль зазвучит по-другому, нео­жиданно...
 
16 марта 1973
 
Господи! Прости меня, я больше не буду! Жизнь моя – ни то, ни сe. Успех «Пушкина» вскружил мне голову и завертел меня. Мно­го было похвал и обсуж­дение в Управлении, куда явился пьяный и сел к сто­лу начальника записывать – и хвалили меня одного – Ва­ле­рий работал прекрасно – сказал шеф, и понес­ло меня. Пропали день­ги. 10-го летал в Ленинград и надрался на аэродроме и оз­ву­чивал плохо, извинил­ся и отменил. Стыдно за все мои дела и за­гу­лы. Хло­пал по плечу Курасаву, пил с ним водку... А вчера «Кожу» не играл... сказали, что был пьян... Черт зна­ет что. 13-14 был в Ленин­граде и хорошо работал. Потом в Кавказском выдал гениальную идею для «Матери». Что там получается?! Тревожно на душе. Читал рукопись Полевой. Понравилось, и, говорит, будут печа­тать, несмотря на «экранную» публикацию.

№ 3-2011

18 марта 1973

Незаметно прошел март. В угаре и напряжении, в погоне за лидерством и настоящей художественностью я подошел к определенной черте моей жизни. Днями решится вопрос о приемке спек-такля. Теперь это уже не имеет никакого значения. Дело сделано. Все говорят о том, что я совершил подвиг. Меня ставят впереди всех Пушкиных, мной доволен шеф, жена его, драматург этого спектакля, влюблена в меня, и вчера сказала: «Люблю вас», – и посылала мне воздушные поцелуи, когда делились своими впечатлениями «генералы» Герасимов, Юткевич во главе с «маршалом» Андронниковым. Тут уместно оставить мои дела и записать, в чем состояла суть выступлений каждого «генерала».
Юткевич говорил о том, что в спектакле есть излишняя ил-люстративность… Они – спектакль и Любимов – в комплиментах не нуждаются… Спектакль меня потряс и пр.пр. Это выдающееся театральное дело избавит от перенасыщенности деталей и разжевываний… Жестче и скупее пользоваться выразительными средствами, больше простоты, этого требует и Пушкин, и ты сам показал нам, как можно простой метафорой создать огромное впечатление. Совершенно не понял и не принял «Бесы», где они плащами… чистая ил-люстрация… мешающая восприятию… В первой половине первого акта есть – простите, но я убиваю самого себя – синеблузости, я сам синеблузник и люблю это… но задор комсомольский… это есть.
Герасимов не согласился с Юткевичем относительно «Бесов». Никакой иллюстративности он в этом не усмотрел... И его это место именно очень держало, волновало и пр.
Очень удачный актер, очень... Говорил, что ему целесообразнее кажется заканчивать акт «Пророком». Подчеркиваю, что все «генералы» го¬ворили о выдающемся произведении театрального искус¬ства... Потом Герасимов подошел ко мне, надавил на мое плечо, потряс руку и пробурчал: «Здорово... от души...» Необыкновенно удачным показалось ему решение.
Стихи читаются Пушкиным здорово, доставив любителям поэ¬зии колоссальное наслаждение.
.....................................................................................................................................................................................................................................................
.....................................................................................................................................................................................................................................................
Утром 22-го было тоскливо. Вечером «Кожу» почти не играл.
23-го, как ни странно, хороший прогон. После «10 дн.» зашли в «Каму». Там оказался Новиков. Мы ста¬ли целоваться. Я повез его на милицейской машине домой и сам поехал. Шацкая обиделась, что я оста¬вил их, и требовала срочно развод, говорила гадости, грубости... я ничего не понимал.
25-го ходили с Вовкой за пивом. Решил начинать новую жизнь. Отдал Вовке читать рассказы, а там про «Таньку...» всю ночь каялся и животом маялся.

27 марта 1973

Ну, что же, господа культурники! Сегодня серьез¬ный день. Придут принимать во второй раз. Приготовил ли оборону Любимов? Много было прогонов. Много всякого хорошего люду посмотрело. Что-то будет сегодня. Господи! Не оставь нас. Уже усталость наступила дикая – и физическая, но она – полбеды... а самое опасное – психологическая... Наступает абстрактное раздражение на все кругом, на все тошнит, особенно на черную дыру зала... И в конце кон-цов на все дело. А это чревато. Последние прогоны я чувствовал какую-то неуверен¬ность в себе, какую-то второстепенность... Вдох-но¬ве¬ния не было. Было место, похожее на судороги.
Всю ночь не спал сегодня. Просчитал все удары «кукушки» от 12 до 8 утра. И голову ломит в затылке. Я что-то слышал о ми-грени... Неужели это уже она?
Накануне пошел относить письмо и нечаянную радость полу-чил. Оказывается, забыл про концерт. По сороковке заработали. А я на такой мели, что теперь мне кажется, я никогда не был таким бо-гатым. Хоть бы Ленинград меня вызвал сегодня - святая Москва мне становится невтерпеж.
А в голове всю ночь про смородину писал. Славно получалось.
Я сегодня отправляюсь в Ленинград.
Все радости семьи я прожил, они пройдены нами с Шацкой за десять лет. В которые было все: и радость построения очага, и до¬ма, и квартиры, и семейных праздников, и зачатье, и беремен-ность, и рождение сына... Были и скандалы, и ревность, и оскорбления, и обиды до убийства и ненависти... Поэтому, когда думаешь, что тут плохо, то ведь знаешь наперед, что везде будет хуже... А любовь?! Это в моем возрасте штука сомнительная, в том смысле, что если думать городить огород. Все это пройдено. И с каждым новым дублем будет хуже, потому что будет горечь повтора, отсутствие новизны и импровизации... И кроме раздраже¬ния на партнера ничего не останется Ну как я могу, к тому же обойтись без Дениски... Нет, эту лямку я уж не брошу, наверное... Или такая уж идея - чтобы вообще не связываться с другой семьей. Жить одному, приходя к Дениске. Но это тоже чушь.
Ужасно устал сегодня. А у меня еще концерт.
Теперь Хельсинкский. Кажется, я неплохо провел концерт. Поделился с Шацкой. «Мне грустно, когда ты пропиваешь в Ленинграде». Взял с собой снотворное, чтобы выспаться и в Ленинграде не засыпать на ходу.
Со слов Иванова, «Бакланов на худсовете сказал про тебя, что этим артистом будет гордиться страна... он достигнет больших вы¬сот в искусстве». Надо помнить про это.
На концертах иногда у меня раскрываются глаза на самого себя... Люди думают обо мне лучше, чем я о себе. А я иду вниз, пообещав набрать высоту и не сделав... ее!


№ 4-2011

1 апреля 1973   

Дожил до апреля.
«А где, бишь, мой рассказ несвязный?..»
28-го я был в Ленинграде. Ходил в Петропавлов¬ку. Что поразило – цветы, живые гвоздики и в горш¬ках у Петра I в храме, и в камере у брата Ленина – букетик. А вообще – сидели хорошо. «Ленфильм». Не¬сколько озвучивал. Пристал какой-то: «Скажи, почему ты так поешь?!» Проник за мной на студию, черт, А вообще сказал: «Впечатляет». Выпил много шампанского. Спал в поезде обратно как убитый.
29-го. Сообщения шефа о разговоре в Управлении: «Тон совершенно иной, опять эпитеты...» и пр. Пушкины подтягиваются до Золотухина. Но гениальное надо сделать еще лучше и пр. Поэтому придут смотреть еще раз 2-го.
В середине дня писал вставку про «Углы». Вечером играл «Кожу». У Савченки родилась девка – пили вино и кислое шампанское дома с Шацкой.
30-го репетиция в 11. Утром приходил Толя – фотограф, снимал меня на дому и Деньку. Играл ему на балалайке.
Шеф передразнил меня в «Онегине», и я ему: «Цитаты, Ю.П., это неспроста... Весь театр хохочет под Кузькина, говорит «пра-авильно...»
– Ох, Валерка, смотри, ты прямо идешь в гении...
–  Да он уже пришел... идешь...
Получил паспорт.
Сунул в «Юности» под дверь вставку. Репетировал стихи Яшина и пил шампанское.
31-го прогон. Провели по одному человеку. Играл лихо. Особенно, первый акт. Во втором сбой почувствовал. Неуверенность моя прошла. Лидерство я держу уверенно и постоянно. И выдаю совсем не настолько, что имею. Я руковожу собой.
Ездили с Венькой к студентам, заработал 40. Несколько последних концертов вывели меня из фин-тупика. И вечером два спектакля. И пил шампанское.

4 апреля 1973

Среда, и я дома. Приняли «Пушкина». 5-го, завтра, в одиннадцать, играем с публикой. За эти дни выпил много шампанского, целовался с чужой женой, напри¬мер. Вчера был на «Мосфильме» с Юриком и пили шам¬панское. А сегодня у меня кинопроба у Сахарова. Сце¬нарий говенный. Но играть есть что. «С отвагой и весельем...»

5 апреля 1973

Утро. Сердце бьется с перепоя, с перегрузок. Те¬перь каждое утро принимаю душ, чтобы как-то при¬вести себя в норму. Ну, ничего. Это пройдет. Господи! Честное слово, я больше не буду. И сейчас займусь де¬лами. Дениска стал рано вставать и хулиганить. Умыться – его на аркане, за стол – с прибаутками, не¬послушный мальчишка.
Приглашают участвовать в «Театральных встре¬чах». Много писем на мое выступление с «Пожарами».
А в театр идти стыдно. До того набезобразничал. И что мне удержу нет? Просто удивляюсь.
Вчера говорил с «Мосфильма» с Ленинградом. Та¬тьяна проговорилась, что кино наше ругали и руга¬ют. Конкретно ничего не сказала. А я тут думаю, что сра¬ботал нечто прочное. Вот так и проходят лучшие годы. В самообманах сплошных.

  6  апреля 1973

Ох... уф... после «Доброго».
– И когда ты будешь смотреть за хозяйством, мать твою в качель, – сказал я жене за отсутствие молока. Шляется целыми днями, и пакета молока не принесет в дом. Матери по 90 в получку на еду отдаем и сидим на сплошной колбасе.
1. Вчера сыграли «Пушкина» на публике.  – Мой Ал. Серг, считает, что это вершина твоего творчества...
После «Матери» сидели с Шацкой на кухне, пили «Старку» и выясняли, кто лучший артист – Я или Бортник.
2.    После «Пушкина» – пустота и грусть. Растерян¬ность. Бежали, бежали, прибежали, а что дальше?.. Что делать теперь? Сегодня уже не было утром репетиции... Надо что-то делать. Что-то начинать писать, где-то играть чего-то – а что делать?!
3.    Сегодня вывесил уже забытые на апрель дела. Телефоны. В театре звонил. Поехал в «Динамо» лодку покупать. Начал учить новую песню к «Театральной гост.». Завтра по¬еду к Хесе Лакшиной на «дублядство». Что-то я чув-ствую себя хреново. Вздыхаю, кряхтю, в голове посто¬янно отдает, болит, тошнит, и за голос боязно! Прошел «Прончатов» – поет Валерий Золотухин... Там поет, тут поет... К «Театральной гост.», надо  подготовить инте¬ресную песню. Это хорошая популярность.
........................................................................................................................................................................................................................................................
........................................................................................................................................................................................................................................................
10 апреля 1973

Началось с того, что Нина поесть захотела вкус¬но 8-го. В ресторан не пошли, зашли в кулинарию, купили кур. Продавщица ткнула в меня пальцем.
–  Ой, артист... – Выскочила из-за прилавка. – Дай поцелую, дай поцелую... Какой хороший артист...
–  Жена заругается...
– Ну что жена, я ведь разок... – И чмокнула.
– Смотри, девка, уведут... – старуха-уборщица.
Нина недомогала. И в лифте ей стало плохо...
Синяя, почерневшая... ужас, страх. Позвонил Машке. Приехала. Такси в «Клару Цеткин». Подозре¬ние на внематочную... Направление в Склифосовского. Нина плачет.
Нину могли отпустить. Я настоял, чтоб положили. «Зайчик себе дорогу освобождает... Развратничать опять начнет...» Жестокая она. Ну, ладно, пусть так думает, наверное, и так нужно. И такие мысли заглядывали.
– Оставлять беременность будете, если все благо-получно?
– Нет!! Что вы!!
Она так поспешно ответила, мне стало не по себе. Это не мой труд. Это так унизительно обидно. А мо¬жет, и мой, так думаю, утешаюсь.
– Ты ненадежный товарищ...

11 апреля 1973

И вот Зайчик лежит. Я ношу анализы ее в плат¬ную клинику, путаю все на свете. С другой фами¬лией взял заключение. В день, когда она упала, я говорил с Междуреченском. Вроде, на меня не оби¬жаются.
А сегодня пришел к Хезе «посдавать кровь». Ле¬нинград упорно молчит. За преступную связь с ним я заплатил 100 руб. 56 коп. Не так денег жалко, как себя во всей истории. Голова моя забубённая. Надо сесть как-нибудь и разобраться, что мне принесла эта ка¬нитель. «Пуш¬кина» я точно выиграл при ее помощи. Эмоциональ¬ный толчок разделения... перед глазами... и своя не¬счастная судьба, хотя почему она уж такая обездолен-ная?.. Ведь бывает и хуже, и все кругом хуже, чем у меня. Я много ошибок делаю.


Продолжение следует

Copyright MyCorp © 2024