П А М Я Т Ь
№ 1 - 2010 - год
ДМИТРИЙ ПОЛОНСКИЙ
На 72-м году жизни ушел в мир иной Дмитрий Ильич Полонский – известный композитор и музыкант-виолончелист, поэт, лауреат и победитель международных конкурсов, культ-организатор, редактор и издатель стихотворных сборников, переводчик стихов, собиратель коллекции старинных музыкальных инструментов и предметов искусства.
Дмитрий Полонский
РАЗДУМЬЕ
Я уже не тот. Захандрил. Ссутулился. Скинув груз забот, Незнакомой улицей Далеко уйду, Обходя троллейбусы, Истину найду, Раскрывая ребусы Будней, что полны Ласки одомашненной, Будто нет жены – Тишина щемящая... От её молчания Брошусь в непогоду я!.. Эх, моё отчаянье, Чувства непригодные Исколоть бы бивнями, Исхлестать бы розгами!!.. Но умоюсь ливнями, Освежусь морозами – Пред очами-сливами, Заслонённый розами, Улыбнусь нечаянно, Воротясъ – и в грёзах Двух миров молчание Перельётся в слезы...
1975 ***
ГРИГОРИЙ МЕЛЬНИЧУК
Биография поэта в его стихах. Он ушел из жизни еще не старым человеком. Почему? Почитайте его стихи ибо только в стихах, а не в диагнозах врачей, мы сможем узнать о причинах болезней – невежеств, раков, СПИДов, остановок сердца, опухолей мозга… Увы, причина не в самом человеке, а в том обществе, которым управляют «тщеславные бараны», которые, назвав себя на словах патриотами, а на деле давно продавшие земли, заводы, людей… оказавшиеся в «зоне отчуждения» под звон попсовых песен, поют на словах о Родине, а на самом деле за гроши, харчі хороші, продаютпродали ее и себя.
Григорий Мельничук
ЗОНА ОТЧУЖДЕНИЯ
Душа моя, как зона отчужденья, и сам себе, порой, кажусь, чужим. Я стал другим. Я просто отраженье того, кто был недавно молодым.
Душа летит в другое измеренье – ее ведет иная колея. Не потому ль приходят в сновиденья и мама, и ушедшие друзья?
Меняет время облик и привычки, Навечно рвется прежних связей нить. И кажется привычным, но обычным, что не с кем по душам поговорить.
Друзья уходят чаще, чем приходят, а тех, кто остается, узок круг. Увы, теряем больше, чем находим, и, кажется, все валится из рук.
Но видел я величье океана и ощущал дыхание стихий, в то время как «тщеславные бараны», «из кожи вон» рядились в «пастухи».
Я был, порой, униженным, но гордым, пытаясь удержаться на ногах, а жизнь меня учила быть покорным, и в генах воскрешала древний страх.
Тот вечный страх был опыт поколений, он к разуму бесстрастному взывал. Существованье без печали и волнений в обмен на рабство духа обещал.
Я думаю, есть неразумные вершины, которые непросто покорить. Груз прегрешений давит наши спины, и тщетно о прощении молить.
Наш путь вперед мучителен и долог, и счастье светит призрачно вдали, судьбы неумолимой страшный молох ломает в щепки души-корабли.
Мы – жертвы показухи и обмана – скорбим у неизведанной черты, и в нас незаживающею раной болят невоплощенные мечты.
Душа моя – как зона отчужденья. И сам себе, порой, кажусь чужим. Я стал другим – и только отраженье Того, кто был недавно молодым.
***
ХЭВИ-МЕТАЛ
Убойное средство для снятие стрессов придумали блудные дети прогресса.
Пока «хэви-метал» тиранит уши, наш мозг заторможен, вернее, оглушен. Они – металлический натиск тевтонцев. Они – трубный глас иерихонский. В призыве едином, в порыве едином врезается в массы орущим клином, Блестят модерновые супердоспехи Другим – напоказ, себе – для утехи. Агрессия духа, агрессия тела, армады воинственных децибелов. Кругом мегатонны, кругом мегаватты… От этого жить на Земле страшновато.
***
№ 2 - 2010 год
Виктор Шлапак ПАМЯТИ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО «МЕНЯ ЗОВУТ – ХХ ВЕК».
Андрей Вознесенский
Об этом известии, об этой вести я узнал, находясь в каких-то бегах по каким-то делам. Я узнал, но то ли не смог осознать, то ли не поверил в смысл сообщения, или просто до меня не дошло значения этих слов… Да, что-то было в них из жалости, доводящей до слез, и в тоже время я понимал, что ни все вместе взятые СМИ, ни я еще не в силах до конца раскрыть всю глубину трагической вести, притом не для самого ушедшего, а для тех, кто остается без него… А информация уже облетала весь мир по Интернету, ТВ, радио, из уст… Я подошел к киоску – пересохло откуда-то горло – и неожиданно для себя я спросил молоденькую продавщицу, а знает ли она, слыхивала ли такую фамилию Вознесенский. Она отрицательно покачала головою, но тут же из глубины киоска выглянула молодая женщина: – Вознесенский – поэт, его пела Пугачева… По телефону одна моя знакомая мама молоденькой поэтессы сказала: – Я в шоке… А в это время два центральных канала в России готовили фильм о биографии поэта, но уже, правда и ничего, кроме правды, в архисовременной трактовке, то бишь – во всю старались соблюсти несоблюдения каких-то там прав каких-то там человеков – электората – там – там, разрешающих без всякого разрешения перебивать любой материал рекламой – как оказывается - единственным и самым божественным перстом демократическо – недемократической диктатуры – ага-ага – непролетариата…И в самом деле – не поэтам же править бал…
Был бы я крестным ходом…
А? Каково – а от себя добавим – И Бурлаками на Волге, на Рейне, на Ганге, на всех реках и их притоках во всех парламентах – дум – рад – саммитов чего доброго, тогда бы не пришлось бы констатировать бы –
Мы живем в прямом дерьме…
Но вернемся к фильму, жизнь поэта показали по таким этапам 1 Пастернак 2 Успех 3 Столкновение с вождями 4 Уход… Да, Вознесенский понял и поверил Пастернаку, который в своем творчестве продолжил развитие великого духа великой русской литературы, который и есть жизнь России , ее народов, их истории, его побед и поражений 1812 – 1825, 1917 – 1905, 1945 –1991… А что это за дух? А это дух правды- непокорности- непокоренности, сопротивления… Кому – чему? А духу зла – алчности – тщеславия- тирании… И сам поэт уже в своем творчестве продолжил традиции Пастернака, Маяковского, Есенина, Ахматовой …
Я не хочу «попасть в струю»…
Именно поэтому он столкнулся с потоками вождей политических, литературных… Вот именно здесь и лежит водораздел между поэзией настоящей и поэзией – только по названию должностей, доходов, рейтингов и их текстов – и он был отстранен от трибуны, от микрофона как и до 1991 года, так и после онного…Ну какая власть допустит к микрофону – к ТВ – к радио, к премиям, к должностям поэта-агитатора-горлана…И какая власть может выдержать такое…
Сколько выплыло дерьма… Я знаю – идет убийство… Я виновен, что Отечество У разбитого корыта…
У разбитого корыта оказались и права человека, что прямо перло из этого фильма, да почти из каждого, напомню - речь должна была идти о поэте, а пошла о любовных приключениях какого-то выступалы, собирающего полные залы и что счастье началось только после его выхода песен-шоу и потока бабок, что вот он, наконец, одумался и принялся за тексты…Вот это опущение поэтов и поэзии началось с 1991 года, притом с предоставления экранов не поэтам, а ведущим и ведающим не о поэтических тайнах,. а тайнах каких-то скрытых до сих пор от публики личных блокнотов авторов с перечнем похождений поэтов, писателей, художников, что вело к повышению рейтингов программ, ведущих, низводящих поэтов до уровня секс-символов – Пушкин, Лермонтов издаются в твердых переплетах с оголенными бабами на обложках и их книги в точно таком же оформлении стоят рядом с Бенедиктовыми и т п… Каковы же итоги этих показов по версии ТВ от различного вида и рода ЦК МВФ, ЮЭСЭЙВОВ и прочих инстанций, посылающие свои ЦУ в свои СМИ вне цензуры, вне прав, вне законов… – это был вообщем-то разбитной, рейтинговый поэт, правда, пострадавший, но успел похрустеть бабками, бабами…Но имя его останется в веках, но при этом так мы и не услышали почему и за что останется в тех самых веках, которые напрочь отказываются туда пускать тех, кто при жизни и после смерти выступал против них – владельцев веков – ведь они давно приватизировали и эту жизнь, и ту самую жизнь в веках – ведь и здесь, и там нет места для поэта и поэзии, тем более во времена кризисные и на глобальных уровнях, и на местных, и на офшорных, и на междусобойчиных, и на корпоративных , и на…И в тоже время нельзя не заметить постоянный рост и ВВП, и ЕГЭ, и коррупции, и наркомании, и фашизма в странах, победивших его… Так что все о-кей, все ля-ля кебаб, все вау… А вот по версии поэта и поэзии, точка зрения которых нигде не озвучивалась, но которая и составляет суть действительности, впрочем, ее уже анти.., выражена поэтом так:
Абсурдеет абсурд…
Все это я пишу потому, что он последние пять лет был автором журнала Ренессанс, который творчески поддерживал, как и его собрат по перу, друг по несчастью быть поэтом в приватизированном мире, о котором почему-то не упомянули авторы фильма – Евгении Евтушенко, писавшему:
Мой никому не нужный Ренессанс…
И несмотря на печальные признания – продолжающие бороться… Хорошую передачу о памяти Андрея Вознесенского провел А. Малахов, правда, он сам чувствовал неловкость, что представляет поэта под эгидой эстрады… самому поэту был дан эфир всего два раза, но, как говорят в Одессе, это были две большие разницы…. О поэте не надо говорить, надо слушать его стихи, но чтобы понять не поэта, а что тебе надо делать. В этом смысле характерны воспоминания одного из присутствующих – после концерта поэта где-то в глубинке на сцену поднялся мужик и сказал, что после прослушивания таких стихов ему захотелось стать хорошим человеком… И наконец вернемся к разгадке загадки о трагической вести… Да, я понял, почему я остался спокоен за судьбу поэта – его «душа в заветной лире» переживет многих и многих, но что делать людям без поэтов, которых упорно продолжают замалчивать, отнимая микрофоны…
ПРОЩАНИЕ С МИКРОФОНОМ
Театр отдался балдежу. Толпа ломает стены. Но я со сцены ухожу. Я ухожу со сцены.
Я, микрофонный человек, я вам пою век целый. Меня зовут – ХХ век. Я ухожу со сцены.
Со мной уходят города и стереосистемы, грех опыта цвета стыда, науки «нота бена»,
и одиночества орда – вы все уходите туда – и в микрофонные года уходит сцена.
На ней и в годы духоты сквозило переменой. Вожди вопили: «Уходи!» Я выходил на сцену.
Я не был для нее рожден. Необъяснима логика. Но дышит рядом стадион, как выносные легкие.
Мы на единственной в стране площадке без цензуры смысл музыки влагали в не – цензурные мишуры.
Звучит сейчас везде она. Пой, птица, без решеток! Скучна мне сцена разрешенных.
К тебе приду еще не раз – уткнусь в твои колена. Нам невозможно жить без нас! Я ухожу со сцены.
Люблю твоих конструкций ржу, как лапы у сирены. Но я со сценой ухожу, я ухожу со сценой.
Мчим к голографий рубежу. Там сцены нет, что ценно. Но я со сценой ухожу, я ухожу со сценой.
Благодарю, что жизнь дала, и обняла со всеми, и подсадила на крыла. Они зовутся Время.
Но в новых снах, где ночь и Бог, мне будет сцена сниться – как с черной точкою желток, который станет птицей.
***
№ 3 - 2010 год
ПАМЯТИ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО Андрей Вознесенский
ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЬ РЕЗАНОВА
Я умираю от простой хворобы на полдороге, на полдороге к истине и чуду, на полдороге победив почти, с престолами шутил, а умер от простуды, прости, мы рано родились, желая невозможного, но лучшие из нас срывались с полпути, мы – дети полдорог, нам имя – полдорожье, прости. Родилось рано наше поколенье – чужда чужбина нам и скучен дом. Расформированное поколенье, мы в одиночку к истине бредем. Российская империя – тюрьма, но за границей та же кутерьма, Увы, свободы нет ни здесь, ни там. Куда же плыть? Не знаю, капитан. Прости, никто из нас дороги не осилил, да и была ль она, дорога, впереди? Прости меня, свобода и Россия, не одолел я целого пути. Прости меня, земля, что я тебя покину. Не высказать всего… Жар меня мучит, жар… Не мы повинны в том, что половинны, но жаль…
***
БРАЙТОН БИЧ
Небоскребы и высотки. Синагоги. Крестный ход. Беззаконный сын Высоцкого – Вилли Токарев поет. Вспоена не кока-колой, местной мафией опричь, мафия советской школы потеснила Брайтон Бич. И таксисты, если снобы, Крутят над Москвой-рекой: «Небоскребы, небоскребы. А я маленький такой». А потом, мотор застопорив, с подружкой потравив, под луной с тобою Токарев, отдыхают на троих. Необъятная зазноба сокрушается с тоской: «Небоскребы, небоскребы. А я маленький такой». Разве вынесешь за скобки эти толпы с их судьбой? Небоскребы, небоскребы. А я маленький такой… Виллин ус черней, чем юмор. Подошел ко мне и встал. Мне в пиджак кассету сунул, и пиджак мой заиграл. В чем ты виноватый, Вилли? В чем я, Вилли, виноват? Вы ли? Мы ли? Мы ли, вы ли? – небеса не говорят. Небоскребы. Небоскребы. Завтра мне лететь домой. Безграничны небосводы. Шарик маленький такой.
* * *
Лупит жизнь, неслабо, Жить на свете стоит – на плечах была бы голова да совесть. Голова и совесть и еще рисковость, И иметь не стольник – а собственную Сольвейг. Головы слетают – мысли остаются, совесть – это тайная революция. Мафиози люты. Не склоняйтесь в пояс. Все, что нужно людям, – голова да совесть. Лишь бы уцелела голова да совесть. Лишь бы рядом пела солнечная Сольвейг.
* * *
Единственно живой средь неживых, свидетелем он рая стал и Ада, обитель справедливую Расплаты он, как анатом, все круги постиг. Он видел Бога. Звездопадный стих Над родиной моей рыдал набатно. Певцу нужны небесные награды. Ему не надо почестей людских. (Я говорю о Данте. Это он не понят был. Я говорю о Данте.) Он озверевшей банде был смешон. Непониманье гения – закон. О, дайте мне его прозренье, дайте! И я готов, как он, быть осужден.
* * *
Кончину чую. Но не знаю часа. Плоть ищет утешенья в кутеже. Жизнь плоти опостылела душе. Душа зовет отчаянную чашу! Мир заблудился в непролазной чаще средь ядовитых гадов и ужей. Как черви, лезут сплетни из ушей. И Истина сегодня – гость редчайший. Устал я ждать. Я верить устаю. Когда ж взойдет, Господь, что Ты посеял? Нас в срамоте застанет смерти час. Нам не постигнуть истину Твою. Нам даже в смерти не найти спасенья. И отвернутся ангелы от нас.
***
№ 4 - 2010 год
На уход Беллы Ахмадулиной
Поэзия, Литература, Государство, История … т. е. Жизнь понесли еще одну невосполнимую утрату – ушла из жизни большой, выдающийся поэт Белла Ахатовна Ахмадулина.
Поэты не умирают, они уходят в бесконечные пространства как памяти, так и беспамятства истории, но так или иначе, продолжая творить ее. Но возникает вопрос, почему они уходят всегда так рано? Скажем, восемьдесят лет – возраст почти солидный, но не уйди из дома Толстой, жил бы и жил… И вот Вознесенский и почти сразу за ним …
Они могли бы жить и жить, но не получается у общества с жизнью поэтов, со смертью – хоть сей час, хоть сей момент. И вот почему! Казалось бы, ну прочти Дантес Пушкина, узнал бы тогда на кого руку нельзя поднимать. А сейчас… в самой из демократических стран, да еще ЕС, куда почему – то многие хотят непременно вступить, на его доме установлена мемориальная доска, туда даже потянулись экскурсии, как и в Мюнхене, проводятся экскурсии к пивной Гитлера, где он поэзию заменил пивом, ставшим и по сей день самым демократическим, самым патриотическим, самым культурным, и, похоже, единственным чтивом. Но секрет ухода поэтов раскрыл, открыл А. Вознесенский в своем стихотворении «Прощание с микрофоном», о чем я писал в статье, посвященной его уходу как автора журнала «Ренессанс», как пишу сейчас об уходе Беллы Ахмадулиной – автора и члена общественного совета журнала, которые творчески поддерживали его
А секрет раскрывается очень просто:
Нам невозможно жить без нас!
Т.е. после так называемой «Оттепели» доступ к микрофону, к сцене у поэтов был перекрыт, заблокирован и точно также перекрыт этот доступ и сейчас. Правда, некоторые газеты нашли причину смерти в болезни, неизлечимой якобы, забыв указать причины, что причины болезни тела лежат в причинах болезни духа эпохи, общества – духе предательства, духе наживы, духе порока … И в стихах, посвященных А. Вознесенскому, другу и собрату, она продолжает раскрывать, открывать те же секреты, отвечая тем же газетчикам, не давая опустить, давно опущенную поэзию до попсы, до порно, до тестов, до сплетен, продолжает отвечать
спрошу себе первую кровь…
Себе, а не другу, потому что «страшно терять друзей» и поэтому она уходит «в связке и в соседстве с тобой».
Это смерть не моя есть ущерб и зачет
Жизни кровно – моей, лбом упершейся в стену.
Но когда свои лампы Театр возожжет
И погасит – Трагедия выйдет на сцену.
Вдруг не поздно сокрыться в заочность кулис?
Не пойду! Спрячу голову в бархатной щели.
Обреченных капризников тщетный каприз –
Вжаться, вжиться в укромность – вина неужели?
Дайте выжить … НЕ дают – боятся правды поэта об очевидном и ясном – о созданном «капризниками» неорабовладельческие неораздемократические строи для неонезалежных неосвободных неорабов – не дадут…
В.Шлапак
ПАМЯТИ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО
12 мая 2003 г. я была в числе гостей на его 70-летии. 12 мая 2010 г. я слышала его дыхание в телефонной трубке в последний раз. 1 июня оно слилось с дыханием Творца.
Расплата за несоединимое
Ночь перед Рождеством в Центральном Доме литераторов – московский филиал мирового людоедства. Фойе сверкает от начищенных до блеска лиц. Многие удачно загримированы под литераторов. Для других – собственное лицо – слишком большая роскошь. Простить же его наличие у кого-то – область ненаучной фантастики.
«Так что же есть истина? Это есть искренность – быть только собой!»
Андрей Андреевич, как всегда, тихо и немногословно говорит о поэзии. Да, Маяковский гениален своей непохожестью, своей бросающей вызов обезличенности Самоличностью. Да, у каждого поэта – свой Бог и свой крестный отец. В данном случае – одно и то же лицо:
«Как я люблю Вас, Борис Леонидович!»
А потом – рождественское чудо в пурпурном переплёте – «Дубовый лист виолончельный»…/
Простроченный болью поэт выходит на суд читателей – как на расстрел. Перед жерлами глаз, устремлённых в строчки, – как жертвы и победители – мечутся образы. Увиденные им, художником. Смоделированные им, архитектором. Выстраданные им, поэтом.
Не понимать стихи – не грех.
«Ещё бы, – говорю, – ещё бы»…
Христос не воскресал для всех.
Он воскресал для посвящённых.
А из жерл выбрасываются пуленепробиваемые ярлыки. Реплики, рецепты, осуждения, замочные скважины, получившие почётные звания подзорных труб, - всё длиною в собственную бездарность. К ним, обделённым сумасбродством таланта, но с лихвой наделённым червоточиной и черноязычьем, поэт непримирим. Для него действительны два полюса: «гений или дерьмо».
Как мало меж званых избранных,
и нравственно, и душевно,
как мало меж избранных искренних,
а в искренних – предвкушенья!
Форма существования бездарности – месть. Она – как бацилла – проникает в самые тёплые и защищённые места. Занимает самые высокие посты. Прикрываясь десятком изъезженных истин, осмеливается поучать поэта. Чтоб хоть как-то затушевать собственное убожество и безбожие. Но поэт неуязвим уязвимостью своего таланта, самоосознанностью: «Чувствую – стало быть, существую». Для бездарности же самоосознанность – казнь.
А вы, кто перстами праздными
Поэзии лезет в раны, –
вы прежде всего безнравственны,
поэтому и бездарны.
Строки то догоняют пульс, то обрываются изломанностью кардиограммных линий. Их взрывная сила порождает душетрясение. Поиск – до крови. Отбор – как соблазн: только то, что ударяет током. Единица измерения жизни – самоотдача. Четверостишье по этой шкале – целая жизнь. Когда всё сказано, но всегда хочется ещё.
Можно и не быть поэтом,
но нельзя терпеть, пойми,
как кричит полоска света,
прищемлённого дверьми!
/По забаррикадированной снегом апрельской Москве мчится такси. В Останкино. Андрей Вознесенский спешит на репетицию перед авторским вечером. В ограждённом царстве машины зазвучала знакомая мелодия:
– К этому очень трудно привыкнуть, но печатают, действительно, в основном не творческих, а ловких. В издательствах – сплошь бездарности. Но, помните, – главное – это сама Поэзия. Побеждают стихи, а не интриги./
Время разрывает душу в клочья. Пресс его осязаем как бандаж атмосферы перед осадками. Чем зрелее становится поэт, тем резче ощущает его давление. Тем больше возрастает требовательность к себе и чувство долга перед теми, кто остаётся. Мудрость всегда возвышенна и печальна. Но совсем не так проста, как принято считать.
Графика стихов – очертания скульптур Микельанжело. Человечность возведена в максимум. Создавать, а не убивать.
Даже перед лицом всё смывающего Времени – сохранить своё лицо. Свою мысль-благословение.
Если чего-то просить у жизни – то самого сложного: постижения сути. Но этот мир оказывается недоступным разгадке. Так невозможно и немыслимо прочесть за символами слов и значений тайну поэта. Душа его – «сквозняк пространства» - непостигаема так же, как сам мир.
Поэт уйдёт. Нас не спасают СОИ.
Держава рухнет треснувшею льдиною.
ПОЭТ – ЭТО РАСПЛАТА ЗА НЕСОЕДИНИМОЕ.
«СПАСИБО, ЖИЗНЬ, ЧТО БЫЛА…»
…Я знаю, что обязана написать о Вас, Андрей Андреевич! Но когда речь идёт о таких Личностях-глыбах, как Вы, слова превращаются в блеклые наборы букв. Вы в моей жизни были тем, кем был Пастернак в Вашей. Присутствие Ваше заполняло собой необозримое пространство. Ваши создания не умещаются в самое полное собрание сочинений. Ибо Вознесенский – это планета, на которой вы создали свою поэтическую цивилизацию.
* * *
…Просматриваю экспонаты того, что можно было бы назвать моим домашним музеем Вознесенского. Живые страницы нашей с Вами близкой дружбы длиною в 37 лет. Ваши открытки, присланные мне из разных стран, где Вы выступали, газетные вырезки, мои стенографические записи наших телефонных и личных бесед, бесчисленные фотографии, включая самые последние, сделанные в июне 2009 г., когда Вы, и Ваша жена, талантливый писатель и Ваш преданнейший друг, Зоя Богуславская, как обычно, пригласили нас с мужем в ресторан в Центральном доме литераторов во время нашего визита в Москву… Всего не перечислишь.
Вытягиваю, как фокусник, наугад один из «экспонатов». Моё письмо А. Вознесенскому, датированное 1982 г. Вот отрывок из него: « Я не могу назвать чтением то, что происходит во время моего проникновения в Ваши стихи. Я их пишу одним сердцем и рукой с Вами, кожей своей, а, вернее, обескоженностью, их впитываю. Каждое Ваше новое стихотворение – всё более недосягаемая философская вершина. Особенность Вашей поэтической гениальности в её неисчерпаемой объёмности и многомерности. Изощрённейшая, как аура, нежность. Феерическая ироничность. И при всём этом – какое непостижимое владение Словом!»
А вот присланная Вознесенским статья из газеты International Herald Tribune, датированная 11 марта 1981 г. Это первая весточка после моего отъезда из страны в 1979 г. Над заголовком статьи – несколько строк, написанных Андреем Андреевичем: «Инна, милая, какая радость, что Вы вдруг объявились из бездн времён, событий. Как там Ваши ЦДЛские локоны? Рад стихам Вашим – этим «улитке или бесконечности», «колготкам на Голгофе», порыву. Не печальтесь – комплексующие злопыхатели всегда, видно, были и будут – да какое до них дело, какое дело до них Поэзии? Всего светлого Вам. Авось, повидаемся ещё».
Увы, сейчас уже это возможно только в ином измерении…
* * *
...Простите, Андрей Андреевич, что взяла на себя смелость перефразировать Ваши строки. И всё-таки, спасибо, жизнь, что дала. ВАС.
Инна Богачинская, 1-го июня, Нью-Йорк
ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ НЕФЕДОВА
Ушел друг, товарищ по перу, жизни, ушел неожиданно для многих, но не для себя – работал много, на износ, на износ и в работе, и в глупой мелочной борьбе с «некиими», которые ведут не идеологические войны, как они утверждают сами, а войны с конкурентами за обыкновенную копейку, исходящих злобой и ненавистью. Достаточно сказать, что он работал в газете «Завтра», писал книги, вел большую общественную работу в Союзе писателей России и нашел время, и стал членом общественного совета журнала «Ренессанс», поддерживая его творчески, морально…Вечная память
В.Шлапак
Евгений Нефедов ОТПУЩЕНИЕ ПУЩЕ
Сокрушалась угрюмая Беловежская пуща: «Я и думать не думала, Что у них, проклятущих, На уме – не гуляние, Как при сборе семейства, А такое деяние, Что страшнее злодейства…
Были с виду обычные, Чарки хлопали лихо, Но смотрела набыченно И шушукалась тихо Та безбожная троица, Что из грязи – да в князи. Так убийцы готовятся, Выбрать жертву для казни.
Гильотина застольная Разрубила полсвета. И вошла я в историю С этой черною метой. И позор мой нечаянный Мне не будет отпущен…» – Говорила печальная Беловежская пуща.
Не горюй, ненаглядная, Вся в цветении вешнем. Грех измены не падает На чело Беловежья. Ни вчера и ни в будущем Беларусь – не предатель! Кто же знал, что иудушки Собрались в твоей хате…
***
ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ЮГОВА
Умер еще один друг, автор журнала Владимир Трофимович Югов. Он прошел большой трудный жизненный путь: еще юношей в 1945 он ушел на войну, после ее окончания трудился рабочим на стройках Севера, вернулся в Киев, учился и закончил факультет жур¬налистики КГУ, работал в газетах, издательстве. Но главным стержнем его жизни была литература. Вот несколько названий его произведений: «Ушедшие в сорок пятом» – «Человек в кругу» – «Твое время» – «Одиночество волка» – «Обманутые поколения» – это неполный перечень всего лишь названий его произведений, в которых он точно и глубоко определял свою связь со временем, с жизнью общества, - его наблюдения, раздумья и сейчас остаются актуальными. Светлая память о нем сохранят его друзья и чита¬тели. Хочется выразить глубокое сочувствие его жене, Блажко Элеоноре Анисимовне, в связи с тяжелой утратой.
Виктор Шлапак
Владимир Югов
В моей душе горит свечой война. И хочешь позабыть – не забываешь! И все кричишь, и все страдаешь: Была война, была, была она.
И люди гибли – не чета всем нам! Смириться бы, а не смиряюсь… Живем за всех… И каюсь, каюсь. И большего погибшим я не дам.
Вы…эти. Все, была война.
Я не прошу вас помнить - честь не с вами. За дальними и поседевшими годами Стоит печаль войны – и боль она.
***
|