Форма входа

Поиск

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0




Вторник, 19.03.2024, 05:39
Приветствую Вас Гость | RSS
Литературный журнал "РЕНЕССАНС"
Главная | Регистрация | Вход
Проза - 2014


№4 - 2014

Евгений Максимилианов

РАЗМЫШЛЕНИЯ В БАГРОВЫХ ТОНАХ-2
           (мысли и афоризмы)

1.Нет Зла, которое не родило бы Зла.

2.Истинно свободный человек – сам выбирает свою «Неволю»

3.Истина всегда являла собой величайшую Угрозу всем «Таинствам».

4.Когда Истина оказывается зловещей, – господство обретает Ложь.

5.Кто «не имеет где приклонить голову», – всегда мо-жет сделать это на Плахе.

6.Не всегда благоразумен Отрекающийся, – но истин-но безумен тот, кто отрекся от своего Отречения.

7.Раненый зверь всегда опасней, – особенно, если этот зверь – человек!

8.Творчество есть ни что иное, как участие в сотворе-нии мира.

9.В чем обретаешься, – то и обретаешь.

10.Коронованная чернь – мало чем отличается от про-чей.

11.Смысл можно найти во всём... Даже в отсутствии Смысла.

12.Быть Всегда лишь кумиром толпы – неизгладимое клеймо позора.

13.Подвиг начинается с Жертвы.

Дополнения

Материя обретает ценность, когда обретает форму.

Поэзия – это Вечность, обретшая форму.

Чтобы стать Победителем, – убей в себе пораженца!

№3 - 2014

Виктор Шлапак

Извилина мир

Новелла

Жена начала все – таки ремонт в моей комнате. Что я только не делал, чтобы отказаться от этой затеи: и уговаривал, и просил просто перенести даты, ссылаясь на наше неспокойное время, тем более, что все дорожает, «как ты сама знаешь лучше меня», не по дням, а уже по часам. К тому же, напоминаю я  ей, «у меня дела», на что она уже напоминает мне, что ремонт не займет много времени – как раз три праздничных дня. Я старался свои доводы подавать в форме шуточек, но, видя, что она уже не улыбается, а начинает нервничать, соглашаюсь, чтобы не расcтраивать ее. Но в себе, честно говоря, я не видел оснований для ремонта: стены, как по мне, были чистые, подтеки на потолке, следы двух затопов от наших соседей сверху, давно были замыты. Но в чем я не сомневался, даже был уверен, так это в том, что ремонт она затеяла все же «не ко времени», которое само по себе, будучи все – таки новым, еще живым, но на самом деле и давным давно все более и более стало походить на старое, прошлое, которое возвращалось, повторялось, и уже не единожды, о чем свидетельствовала и сама написанная история, так и не прочитанная, не выученная теми, для кого она и предназначалась и поэтому вот, сейчас, возвращалась, повторялась, не оставляя ни дня для новой, еще живой, и пришедшейся  « не ко времени».     Впрочем, если признаваться, то надо было признаваться самому себе до конца: меня останавливала еще одна картина, которую я сам себе нарисовал в моем воображении – из книжных шкафов надо было выгружать книги, сдвигать шкафы к центру комнаты, потом загружать, а после окончания ремонта в том же порядке возвращать все на свои места.

- Чем быстрее мы начнем, тем раньше закончим, - то ли успокаивала, то ли вдохновляла меня жена.

Увы, пришлось приступать. Но во время совершения и преодоления этого кошмара, правда, в основном нарисованного  мною же в моем воображении, я неожиданно понял, до меня дошло, что в реальности все оказалось проще, даже слаще: если у человека есть цель, он сможет преодолеть любые трудности, даже непреодолимые, тем более, что с каждым отодвинутым от стены шкафом, я убеждался в правоте жены. И вдруг меня поразил, оцепенел, сковал все мои движения неожиданный то ли крик, то ли громкий смех жены

- Вася. Я обнаружила его следы… Как это он умудрился сверху, на пол… Наверно, когда был маленьким.

«Вася, Вася»,- повторяю я про себя это имя, вспоминая уже давно ушедшего нашего кота, удивительнейшего из созданий. «Вася»- повторяю я еще и еще, прибавляя к этому имени, слетевшее с уст жены, слово «маленький», и это слово, словно ключ открывает во мне поток воспоминаний в виде маленьких кадриков – картинки моего общения с ним.  И почему – то из всех эпизодов я выбираю, или что- то во мне останавливает именно этот. Я любил брать в руки и мять этот комочек, просто гладить для меня было мало. Что, зачем, почему ? – я так и не могу объяснить себе причины своих желаний, не могу понять ни тогда, ни даже сейчас, в воспоминаниях, хотя знаю и свои поступки, которые последуют, и оценки им. Да, своим, но не Васиным, которые так и остались необъяснимыми, не понятыми мною и, возможно, поэтому, сейчас, этот эпизод и выделился из всех остальных. И все  повторяется как бы сейчас, и я продолжаю задавать себе эти же вопросы, как будто та жизнь возвращается, оживает и не в воспоминаниях, а на самом деле, в реальности, но по все еще необъяснимым, не понятым мною законам ее существования – и становится яснее ясного, что без познания их и я, и все остальное на земле не сможет уже не просто жить, а выживать, дойдя до крайности, до последней грани – исчезновения, вот, вот…

Да, и тогда, и сейчас в моих руках этот комочек неожиданно для меня как бы взрывается – начинает вертеться, дергаться, фыркать, шипеть, рычать. Да, пускай эта картинка станет экспериментом, который я провожу, повторяя в своей памяти этот эпизод, но сейчас уже постараюсь не опережать события, не делать преждевременных, скоропалительных выводов, а буду идти за реальностью тех действий, которые начинают разворачиваться на моих глазах. Я стараюсь идти вслед за ними, потому что и тогда, и сейчас я все еще не во всем разобрался, не все до конца расшифровал, а точнее – не понял не законы жизни этого комочка, даже не законы жизни природы, проявляющиеся в нем, не говоря о каких – то там их судьбах, я все еще не понимал, что в его движениях билось, жило, проявлялось нечто, о чем он мне хотел сказать, донести, научить, возможно, самое главное, что составляло уже суть законов существования самой жизни, жизни всего и всех. Да, и тогда, и сейчас я все еще не осознаю до конца смысл всего происходящего и со мной, и главное – во мне, Но почему – то с  этого мгновения начинаю смотреть и  видеть все эти события в воспоминаниях другими глазами, то есть смотреть и видеть все тоже самое, но не заново, что уже невозможно и поздновато, а как бы сначала, в своем стремлении дойти, докопаться до причин их зарождения, роста. И это будет уже не простая констатация факта, а попытка оценки их, чтобы успеть исправить, остановить разрушения…

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………..................................................................................................................

......................................................................................................................................................................................................................................................................................................

Да, это было бы так, если бы не этот взъерошенный, ощетинившийся комочек, да и я, слегка застывший и перед ним, и перед своим вопросом и к нему, и к себе, и к толпе. А рука неумолимо приближается к нему – ну не бесконечно же терпеть эту байду, байки, скрежет, лапшу и прочие шоу для жителей, все еще не нажевавшихся, все еще не нагулявшихся -  и котенок бьет, это третий удар, но какой, тысячный, пятитысячный по счету был и будет, если не найти ответ, не попытаться. Я отдергиваю руку, пронзенный, а возможно, озаренный болью, а если точнее – просветленный этой болью, мое и тело, и память. Я отдергиваю руку и смотрю, и вижу розовеющую на моих глазах царапину с образовавшейся в конце ее капелькой крови. Это уже не смешно, но это уже не история, с ее кровопролитными войнами, это реальность, настоящая, живая с всего лишь капелькой крови,но надежды на спасение. Я уже не смотрю, но вижу ни себя, ни котенка, даже ни природу и человека, а всего то простую, обыкновенную жизнь, жизнь всего и всех. А она, эта жизнь, существует только благодаря тому, что есть в нем,  еще не определенное мною нечто, но чего нет в людях, с их извечными войнами инстинктов. Вот чего сейчас я не вижу в котенке. Да, они, вообщем – то, где – то есть, но они не главное, они уходят на второй, десятый план, а жизнь существует благодаря не моим действиям, а котенка, которыми руководит, заложенная в нем – и тут я обращаю внимание на его голову, и память подсказывает - извилина, извилина направляет его поступки на предупреждение, предотвращение войн, направляет на сохранение мира. Извилина мира, - выдыхаю я в себе, в памяти,  в толпе. Да, это был найденный ответ на вопрос, данный мне на одном из уроков природы, котором по счету,- не надо бороться, воевать за мир, а надо не воевать ни с кем и никогда, и тогда наступит мир как главное условие существования жизни на земле, а вот сейчас речь идет уже о спасении ее. Но как? Да, извилины мира у человека нет, но она создается, образуется человеком, когда он начинает мыслить, то есть начинает задавать вопросы, вопросы… А ремонт закончился, я должен был признать: чем раньше он начнется, тем быстрее закончится, ремонт и квартиры, и себя, и истории…

 

Игорь Бурнашов

ЛЕГЕНДА  О  ЛЕОНИДЕ  АНДРЕЕВЕ*)

 

Действие происходит осенью 1915 года. Пошел второй год войны, которую Россия все еще надеется выиграть. Но уже какое-то разочарование рассеяно в воздухе, словно ядовитый газ. Великий русский писатель Леонид Андреев живет на своей даче в финской деревне Ваммельсуу на Черной речке. Ему сорок четыре года. Он на вершине славы. После того, как в 1913 году в издательстве А.Ф. Маркса приложением к «Ниве» вышло его полное собрание сочинений в восьми томах (тираж – больше 200 000 экземпляров), Андреев – живой классик, ставший в один ряд с Толстым и Достоевским. Сам Андреев видит себя писателем-пророком, не только смело реформирующим литературную форму, но и способным указать современникам пути в будущее. Только что Леонид Николаевич завершил пьесы «Тот, кто получает пощечины» и «Реквием», но думает уже о новых вещах: незаконченном «Собачьем вальсе», повести «Иго войны» и, пока еще смутно, о драме из жизни Достоевского. И тут Андреев получает письмо от некого человека, предлагающего рассказать о своих встречах с Достоевским в последний год его жизни, почти тридцать пять лет назад. Тогда человеку было двадцать пять лет.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………........................................................................................................................

........................................................................................................................................................................................................................................................................................................

Но тут Андреев вспоминает, что старик был знаком с Достоевским. Гость может закончить свою историю. Старик рассказывает о том, что мучает его долгие годы. Он считает себя виновным во внезапной смерти Достоевского. Литературный персонаж уничтожил своего создателя. Его слова оставляют почти без внимания. Андреев опять начинает говорить о России, о литературе, о Достоевском. Его монолог красив и эффектен. Он ходит по кабинету и говорит почти не переставая. Иногда только останавливается у стола и залпом, как рюмку водки, выпивает стакан чая. Этот бесконечный монолог прекращается лишь под утро. Старик выходит во двор. У фасада, нетвердо стоя на ногах, громко разговаривают двое – грузный коренастый Куприн и худой, длинный Чуковский.

– Ты думаешь, это гранит? – говорит пьяный Куприн, тыкая пальцем в стену. – Врешь! Это не гранит, а картон. Дунешь на него – он повалиться…

Старик идет к невысокой ограде. Чуковский вдруг нагоняет его и с какой-то судорожной поспешностью начинает говорить об Андрееве. Он и восхищается Леонидом Николаевичем, и смотрит на него с некоторым снисхождением. Старик опять говорит о смерти Достоевского. Чуковский слушает его с явным интересом; и старику кажется, что вот он, наконец, нашел человека, способного его понять. Ночь постепенно бледнеет. Ветер шумит в березах и гонит тучи в сторону Финского залива. Длинные и тяжелые они проплывают над домом, точно цепеллины.

– А признайтесь, – вдруг говорит Чуковский, – вы ведь о Достоевском все сами придумали?

Ничего не отвечая, старик идет прочь. Но потом несколько раз оглядывается, словно ожидая, что его позовут назад. Но никто  не думает его звать. Бревенчатая стена дачи расплывается в предрассветном тумане.

 


 

№1 - 2014

Юлий Зыслин
НЕУЖЕЛИ ПРИДЁТСЯ ЖИТЬ БЕЗ КНИГ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ?
Некоторые факты из истории русской эмиграции третьей волны
Беседа с эмигранткой 1979 года Беллой Данцкер.

От интервьюера
1 ноября 2013 года ушла из жизни Белла Данцкер, образованный филолог (окончила Киевский государственный университет), большой знаток русской поэзии, школьный учитель литературы по прежней жизни (1959-1978). Долгое время мне не удавалось, как следует с ней пообщаться. Нас разделяла и разница в возрасте (я старше на несколько лет), и главное, наверное, мой значительно более поздний (1996 г.), чем у неё, приезд в Америку. После нескольких наших встреч в её и Эдуарда Данскера доме (вечера Бориса Пастернака, Иосифа Бродского, Вероники Долиной, Александра Дулова), после посещения ими моего «Вашингтонского музея русской поэзии и музыки», «Русского клуба интересных встреч. При этом она рассказала о некоторых моментах своей эмигрантской эпопеи, что было мной записано на плёнку.
Ю.Зыслин: Белла, давайте обратимся к Вашему приезду в Америку. Я слышал, что вы приехали под своей девичьей фамилией Спитковская?
Б.Данцкер: Фамилию мужа мне присвоили на таможне в Нью-Йорке. Взяли документы мужа, посмотрели на него и сказали: «Мистер Данцкер». А потом, не поднимая глаз: «Миссис Данцкер, дети Данцкер». Всё. На этом я стала Данцкер. Мы приехали в Вашингтон. У меня не было ни малейшего представления о том, смогу ли я здесь где-нибудь увидеть русскую книгу, читать по-русски, встретиться с людьми, которые интересуются русской литературой. У меня абсолютно отсутствовали не просто неправильные представления – никаких вообще. Поэтому, когда через какое-то время нам рассказали о существовании магазина Виктора Камкина в Роквилле, мы туда приехали. Это был шок, которого я не могу забыть.
Магазин был небольшой. Стеллажи с книгами стояли очень тесно. Место на них не было для новых книг. Между стеллажами, в проходах, пачками лежали книги поэтов. И Цветаевой, и Пастернака. Эти книги были из большой и малой серий поэтов. У меня подогнулись ноги. О таких книгах я могла только мечтать.


………………………………................................................................................................................................................................................................................………………………………………..
……………………………..................................................................................................................................................................................................................………………………………………….


Белла Данцкер: В 1989 году праздновалось 100-летие со дня рождения Анны Ахматовой. Это были годы, когда уже была гласность, когда уже началась перестройка. Но это было до начала 1990-х годов, когда вообще всё переменилось. И группа московских и петербургских литераторов была приглашена в Америку какими-то американскими университетами. В эту группу входили Семён Липкин, Инна Лиснянская, известные поэты того времени, <а также> поэт Евгений Рейн и искусствовед Виталий Виленкин, автор знаменитой книги об Ахматовой «В сто первом зеркале». Хотя у нас не было много русскоязычной публики, я всё же такой вечер организовала. Оповестили всех русскоязычных зрителей, которых это могло заинтересовать. И они пришли. На сцене сидели эти люди, и они рассказывали об Ахматовой и читали стихи. В частности, конечно, Семён Липкин, Инна Лиснянская и Евгений Рейн читали свои стихи, посвящённые Ахматовой. И просто свои стихи. И это был большой вечер, которым я очень гордилась потом. Не так-то легко было привлечь <публику> в то время.
Ю.Зыслин: Да и сейчас нелегко…
Б.Данцкер: Вы, конечно, знаете всё это. Нелегко, потому что, во-первых, в то время в Вашингтоне не так много было русскоязычных, а среди них любящих литературу ещё меньше, а любящих поэзию ещё меньше.
Ю.Зыслин: А любящих Ахматову ещё меньше.
Б.Данцкер: Липкина и Лиснянскую и того меньше.
Ю.Зыслин: А Рейна тем более.
Б.Данцкер: Тем более.
Вечер состоялся. Они были на сцене. Они выступали. Мы сделали такое объявление. Копии роздали людям.

Ю.Зыслин: Что ещё у Вас связано с Ахматовой?
Б.Данцкер: Я вспоминаю такой случай. Приезжаем мы в Голландию, в город Делфт. И в местном музее выставлены рисунки Модильяни. Это была ему посвящённая выставка. В своё время он, насколько, я помню, расплачивался своими рисунками с врачом, который его лечил. По крайней мере, тот врач брал и так, и в подарок, и вместо гонорара. У этого врача оказалась целая серия рисунков Анны Ахматовой <работы Модильяни>. На то время, когда мы были там, для нас это было открытие, потому что в Советском Союзе мы знали только один рисунок. И только об одном, который Ахматова держала и который, время от времени, появлялся в изданиях Ахматовой [15]. А там была целая стена этих рисунков. Это всё было в частной коллекции.
Ю.Зыслин: Половина <рисунков> не найдена до сих пор. Модильяни подарил Ахматовой 16 её изображений. Ныне известны несколько из них.
Б.Данцкер: Где они сейчас я не знаю. На этой выставке были и другие рисунки Модильяни, другие эскизы, пробы в керамике, в малой скульптуре.
Ю.Зыслин: Есть предположения, что Модильяни изображал Ахматову и в скульптуре.

 


Copyright MyCorp © 2024