Литературный журнал "Ренессанс"

ЗАБЛУДШИЙ ТАЛАНТ

Ким Михайлович, профессор истории, увидел во дворе соседку. Недавно молодая чета художников с разговорчивым карапузом поселилась рядом на площадке. Подойдя ближе, он поздоровался, сказал, что живет в двенадцатой квартире, спросил разрешения присесть рядом.
– Давайте знакомиться, уважаемая. Как вас зовут?
– Инна. А вас?
Ответ удивил ее. Он же спокойно пояснил, что время его рождения востребовало имена Нинель, Спартак, Октябрина, Марат, Вилен, Ким, то есть – Коммунистический Интернационал Молодежи, Этими и подобными личными названиями человека эпоха выражала себя, они служили своему народу, прошли сквозь судьбы поколений. Имя – это символический капитал.
«Времена не выбирают,
В них живут и умирают», –
негромко добавил он. Моего школьного товарища назвали Эрихом, в честь соседа, немецкого коммуниста, политэмигранта. Прошлое, что бы ни говорили о нем, жи¬вет в настоящем и будущем, испытывает их.

Сегодняшние отчества Владленович, Марленовна, Жоресович и другие взывают ко вчерашним именам-символам.
Инна с мужем занимаются интерьерами фирм и авторским надзором
– А у Даниила Гранина есть книга, которая называется «Клавдия Вилор», – уверенно продолжал историк. – Фамилия главной героини книги Вилор означает Владимир Ильич Ленин – Организатор Революции. Так люди выражали свою приверженность к передовым идеям, революциям и ее вождям.
.................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
...............................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
Ее молчание, напряженное выражение лица говорили о душевной растерянности.
– Уничтожается наука, искусство, культура. Придворная интеллигенция, величая себя совестью и цветом нации, упрямо не слышит ее стонов и проклятий, на все закрывает глаза Жалобно причитая, интеллигенция хоронит собственный народ.
– Бог дал мне талант, и ответственность я чувствую лишь перед ним! Поэтому ничего, кроме цветов, меня больше не интересует.
– Вас не тревожит будущее собственного ребенка?
Ее лицо стало непроницаемым. Почему симпатичная, с обаятельной улыбкой художница, не видит страданий миллионов людей? Место творческой интеллигенции в постоянной оппозиции к власти, а не в ее восхвалении и унизительном вымаливании всевозможных по-дачек. Холуйствуя, воспевая власть, интеллигенция отпевает народ. Что дороже: талант или официальная, губящая его, награда? Только будущее по достоинству оценивает каждого. Прячась за согбенную спину молчаливого народа, предав его, творческая интеллигенция топчет все вчерашнее. А уважают ли себя недавние злопыхатели и гневные пророки? Маститые литераторы, известные художники, композиторы, артисты, ученые, где же ваши честь, достоинство и традиционное «Не могу молчать!»?! Разве не слышите стона народного, не стыдно кривляться, лгать себе и другим?! Впрочем, тому, кто спокойно обманывает себя, легче живется. Потеря совести – утрата личности.
Вспомнилось Киму Михайловичу и выражение «Развилка поколений». Молодым, естественно, принадлежит будущее, однако внутреннее богатство, вечные ценности, в том числе и мораль, обязательны всем возрастам Благополучие меньшинства народа не достигается за счет нищеты и презрения к его подавляющему большинству!
Старость живет взаймы у времени, наперед зная, что платить ей давно уже не¬чем. Будущее пожилых людей в прошлом. Впрочем, это их проблемы, уверена Инна. Старики, заложники прожитого, смотрят на мир глазами своего пустого кармана. Скорее пришел бы Серж! Теперь она, открыв дверь квартиры, обязательно положит ключи в сумку, иначе придется ожидать мужа на лавочке, тратить время на пустые разговоры. Вчера жили общими моралью и принципами, сегодня – здравым умом и способностью каждого.
Многие люди отказываются понимать друг друга. И не только разница в возрасте причина тому. Незапамятное время меняет жизнь, облик поколений, их взгляды и поведение. Извечны лишь противоречия между людьми.

Виктор Шлапак

В ОКНО ЕВРОПЫ – ЕС, ТУДА И ОБРАТНО, С КОММЕНТАРИЯМИ, И БЕЗ НИХ НИ ШАГУ НАЗАД
путевые заметки как руководство к действию
Продолжение, начало в № 4,2011 г.

Итак, хорошие дороги, отсюда следует – это никакой тебе ни евро, ни сша, тем более укрстандарт – это обычный стандарт для всех – условия нормального человеческого существования и сосуществования. Его не надо путать с евросшастандартом – комфорт, свидетельствую, что он не всем по карману, а по карману только ура-патриотам, гэроям, отмывающим бабки из бюджетов (нагадаем – чужих карманов), отмывая то ли из любви к народу, то ли к бабкам этого народа, используя и организуя то ли его доверие, терпение, то ли глупость, для чего создаются целые армии, охраняющие их и их «теплые местечки» (Достоевский), а ведь армии собирают из того же самого люда - народа, который офашиствуют до уровня сверхчеловека, поведя их на идее, увы, уже сейчас - четырехзвездочного комфорта, правда, как всегда находящегося в других пространствах – востоках, азиях, африках, и они опять идут, что свидетельствует о уже четырехзвездочной глупости, доведенной до поросячьего визга о мировом господстве немногих, сверх, титул…
Но самое удивительное, что моя дочка, несмотря на этот комфорт, рвется в город. А в разговоре с мамочкой, наедине, она продолжает жаловаться.
Увы, и это правда, – ни под каким соусом заасфальтированных дорог, хоть утыкай их небоскребами, не спрятать села, из которых изъяты, финансируемых по остаточным принципам беспринцип совестности – образование и культура.
27.
Подготовка к взятию Европы: тетрадь для записей, ручка – не забыть бы пару стержней, пару журналов, пару своих книжек, в основном – пьес, а вдруг заглянем в какой-нибудь театр, «Записки учителя» – роман о дебрях педагогики и что там творится, и как из них выбраться – он даже где-то переводится в недрах (а может быть, и в таких же дебрях) Парижа, но перевод затянулся, очевидно, в процессе перевода он увидел секреты современной системы необразования, и пока медлит уже не по европейски, а по славянски: как бы чего не вышло. «Такого еще не было», – сказал переводчик моей знакомой и пообещал даже высылать ей главы для проверки – застрял на треть-ей…
Пьесу о Екатерине один немец – преподаватель русской литературы, перевел, но в театре им. Горького, куда ее отправили, уже не до Горького и не до театра, – театр везде превращен в мюзикл, а если и показывают классику, то в духе порно-попсы.
31.
Париж приближается. Жена, передавая свои разговоры с дочерью, мило улыбаясь, призналась – уже весь Киев знает, что он уезжает в Париж. А я не рассказывал, а расспрашивал, особенно тех, кто там бывал и слушал и их, и тех, кто там мечтал побывать. Схема маршрута следования в Париж мне известна: дочка привозит нас до электрички в каком-то небольшом городке, не называю, боюсь ошибиться, потом мы сами следуем до Кёльна, а там нас на вокзале ждет туристический автобус до.. см. ниже и потом.
Башня Эйфеля – знакомый почему-то до боли силуэт по картинам, фотографиям, как бы символ Парижа – вот бы потрогать, при-коснуться и ощутить реально и ее, а скорее всего – себя, но это уже синдром туриста – «и я там был». Хотелось бы еще побывать на баррикадах Коммуны, но есть ли они, что-то нигде я не видел таких фотографий, не слыхал рассказы о них ни от кого. Ассоциации, связанные с Парижем, оживают во мне – Ренессанс, Вольтер, Гюго, Рембо и «Русский мир», книга, кото-рую я не так давно прочитал.
Конечно же, вспомнится и Германия, где нам предстоит быть, даже жить – суровый материализм Канта и Гегеля, открывших суровые законы существования и природы, и человека, и общества и получившие свое завершение не просто как констатация факта их наличия в трудах этих философов, а свое развитие к цели жизни каждого человека и его общества – движение к коммунизму – в трудах Маркса, особенно в его теоретических сражениях с реакционными философами, а точнее – недоучками, ограничившие свои изыскания отдельными темами, но назвавшиеся философами, типа, Шопенгауэр, Прудон и иже недоучились у Канта, Гегеля, а Ницше, Шпенглер и иже – уже и у Маркса.
.........................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
..........................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
Еду, качу – уже нет никакого замирания сердца – все сглажено, заасфальтировано, да и я все проверил, пощупал – деревья как деревья, люди как люди – без всякого там ЕС, что ли, типа без рогов, конечно, не в физическом смысле, а – образном, типа, рогов, постав-ленных нам в виде евроинтегации в евростандарты, рогов от правителей, и наших, и ваших… Да, в походы шли золдаты со сверхнеобразованием, чтобы пощупать рога на головах низших рас, неся свободу, демократию на кончиках штыков шмайсеров, бомб, а сейчас – на кончиках законов, договоров, пиво-порно-шоу, сюда же – тресты, трасты, тексты, тесты и бабки, в смысле – зелени, но не в смысле леса, а в смысле – главного евросшастандарта – евро-долляры.
Да, люди, как видим, понимаем, такие же, ну почти, т.е. послушнее, пивнее, натовнее и не видно бомжей, все остались в незалежных странах – азий, африк, эсэнгей, даже в США: в одном из фильмов с Ван Даммом, действие которого происходит то ли в Чикаго, то ли в Лос… Под небоскребом герой натыкается на картонный городок бомжей, у каждого свой картонный домик, он же – кровать, два метра на один, разумеется – свободная, незалежная, да, не за-быть бы, демократическая, ну прямо (или криво) раздемократическая в самой богатой стране, правда, притом – истинная, стоящей на сваях дефолта – но все о’кей, особенно стандарты Европа-США – сокращенно ЕС, которые по этапу переходят в очередь из стран, чахнущих от мечты и мечт туда попасть… Куда же мы движемся? Вперед или назад? И я подвожу итоги: вперед – назад! Как это? Абсурд, о котором писал Вознесенский: «абсурдеем», что в переводе означает – на абсурде сидим и абсурдом погоняем…
Экскурсионные автобусы по городу формируются на вокзалах, мы успеваем, садимся, одеваем наушники, переключаемся на русский язык. Трогаемся – и вдруг я увидел бомжа, он из урны вынимал бутылки, значит, где-то рядом приемный пункт и не для одного этого… Если быть исторически точным, то этот самый сша–евро-стандарт нам достался после перехода нашей жизни на повну катушку с 1991г. Если здесечки эти концы спрятаны, то у нас – они бьют ключом и, как говорят, все по голове.

№2, 2012

ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ…

Виктор Шлапак

В ОКНО ЕВРОПЫ – ЕС, ТУДА И ОБРАТНО, С КОММЕНТАРИЯМИ, И БЕЗ НИХ НИ ШАГУ НАЗАД

путевые заметки как руководство к действию

Впрочем – это внутреннее, а экскурсии – это внешнее: небоскребы, ярмарки и истории вождей, воен, королей и образчик современных королей, берущих начало от Ротшильдов из Штатов для примера европейцам, и вот сейчас евросшастандарты – ротшильды России, Украины, эсэнговцев… Архитектура почти не запоминается в своем однообразном блеске бетона, стекла, асфальта, фигур... Город воспринимается не как место жительства, а место для реклам товаров, услуг, дорог… Ехать по ним – хочется радоваться, но статистика мешает, ведь дороги – это лицо власти, а власть – это лицо народа.
Статистика гласит: в ЕС власть ворует (напомним и повторим, так как повторенье – мать ученья…) 1 к 4, а у нас 1 к 20 (100). Вот тебе и демократия, вот тебе и евросшастандарты для подражания и перевыполнения – без воровства невозможно, да и не дадут. Неужели все еще крипатчина времен шевченковских, у нас – типа, «останню свитыну з каликы знимають…» для евроинтеграции в оффшоры, в биржи, в инвестиции… и погашения их (оффшористов) долгов не из рублевок-куршавелей-кончезасп, а из пенсий, из жэков, из сорванных на грудях орденов, медалей.., а тутечки тоже крипатство – жри свое пиво, хоч повылазь, а куда – в кризис, в дефолт, в НАТО… Вот так путешествуем до первой остановки, но какой: Гете – «наше все» для немцев, неплохо было бы и для нас, но о нем ни в едином евростандарте ни слуху ни духу, так, музей, смотри да не засматривайся – чего недоброго забудешь свое пиво… А я в своих ощущениях, осмыслениях – все еще не вернулся в происходящее со мной в пространствах, временах… А Гете со мной, я давно интегрировался в него. Вспоминается:
О звуки сладкие!
Зовете мощно вы…
Я выучил этот монолог Фауста, хотел поступать в театральный, но так и не смог преодолеть робость то ли мою, то ли вогнанную в меня при виде потуг, кривляний, выкрутас остальных претендентов перед приемной комиссией. Как я сейчас понимаю – слишком различны были цели мыслей тех, за счет кого они хотели поступить, с их собственными, что
подчеркивало их вот такое эпатажное поведение, выдавая их тщеславие, корысть… И в результате мы имеем то, что имеем – антиэкономику, антикультуру, антидеятелей и на сцене, и на ТВ, и на трибунах парламентов, книг, а тогда я просто обошел музей, и вот сейчас спрашиваю жену, что она помнит.
– Ничего!
А ведь «ничего» не бывает на свете, «ничего» – это тоже материя, по которой создается уже неочеловечество из необразования, неэкономик, некультур… Ладно уж, азиаты, африканцы какие-то, и то не к слову сказано – сейчас как назло бунтующие, а каково – немцу, да еще евро, не читающему, не знающему даже имени автора, а что говорить о самой книге «Фауст», в которой открыты и даны все эти пути, свободы, незалежности, демократии, а это как раз то, чего не хотят достигать и делать можновладци – «жизнь отдай одним трудам». Каким? Делать бабло? И что же получается, что бизнес – это не труд, а грабеж, накопления, пустые и глупые, к тому же приносящие одни разрушения, что ни в один евростандарт не влезет. Разве что для нацпатриотов.
Естественно, Гете в ЕС не подходит, тем более Пушкин, некогда посылающий ему перо, сюда можно отнести и Гейне, который даже встречался с первым и заразился тем же духом свободы, демократии, но для народа, а не для евровидения, можновладцив от ЕС, с их записными стандартами... Следующий этап, даже страшно вымолвить – Париж. Страшно, но почему-то хочется повторять и повторять это слово, которое как бы само собой рождает те части, из которых соткано само: Вольтер, Лувр, Нотр Дам, Монмартр…
Какое великое слово, но неужели я боюсь, что оно уже не звучит или потерялось, как и Гете, Бетховен – так, в отдельностях, в бизнесах, в шоу, и вот в новых оживающих воплях подымающего голоса неонацизма, как оказалось, один из неоевросшастандартов, охватывающих и Евро, и США, и Юкрей, и страшно вымолвить – Русь… Неужели Русь не шелохнется, Русь как убитая, и ни одной в ней искры, ни одного гу-гу. Повторюсь, моя полуторастраничная статья не идет – ни левые, ни правые – все держатся за свои кресла (см. ниже о выходе…).
25.
С утра еще Германия, внешне все то же, а на самом деле – Федот, да не тот. И это «не тот» определила моя дочка – не тот менталитет. Это все я узнаю через пересказы жены о ее разговорах с дочерью, в общении с которой я чаще слышу от нее:– Не доставай меня.А жена добавляет уже к моим рассказам: – Не травмируй ребенка своим «возвращайся».
А Германия с утра спешит на работу. Германия на колесах. Прибыль выше всякой философии. Мораль оставлена народу – кружка по рядам. Лицемерие – по Солженицыну – от верхов до низов, действующих по образу и подобию своих же обожаемых и выбираемых ими же верхов, которые даже слово свобода, демократия, не говоря о незалежности, превратили в евро-сша-товар для отколупывания стран, как было замечено выше, и мечтающих туда подзалететь для евроинтеграции, хотя бы пасти задних, но там… О нациях здесь речь не идет, как и о культуре, впрочем, и об экономике. Они уже все давно разъединились в борьбе с кризисом, дефолтом, – глобальным, трансцендентальным, нео-нац-незалежным…
Будьмо – все о'кей – вау!
27 – 28
Итак, Париж!
Но о Париже отдельно, даже после самого путешествия. Я сижу в зале ожидания перед отлетом, возвращением к себе после Германии, Парижа и даже Брюсселя.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….........................................................................................................................................................................................................
................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................…................................................................
И заключительный мазок в этой картине маслом, немного с фэнтази: представим эту же группу этих же письмопросителей на деревню… к хану Батыю (типа, как к прошлым, так и к современным: вождям – бонзам – гетьманам – людовикам – наполеонам – фюрерам и пр. керивныкам…) – и просят освободить их от татаро-монгольского ига парто-номенклатуро-раша-юкрейн–ес-сша - нато, охраняющее весь этот гамуз партдержав, используя для их охраны как ну прям - таки новейшее, живое, как пиво, оружие, типа – про, разные там танки - самолеты и прочие шмайсеры, так и оружие супер-пупер - архи психотропное, напрыклад: порно – попсо – биз – бабло – марши - шоу…
Вот и все стандарты, они уже давно интегрированы в Украину, но уже нового типа – Юкрейн, с ее укр – титул - наци, типа – недоторканци, науковци, не забыть бы – незалежныкы, напомним, от – «жидов, москалей, коммуняк». Но что интересно, современная жизнь преподносит сюрпризы и антисюр: вот последние новости – в Израйле их правительство повысило налоги в системе ЖКХ – народ тут же выбежал на улицу – оказывается и среди них есть их титульные ушлые укры – и народ добился. А вот у нас, не забыть бы – самой незалежной из всех незалежных стран, каждое правительство только тем и занимается, что повышает уже повышенные цены, и не только на ЖКХ, но и на все дышащее, еще двигающееся – и ничего, народ молчит, разве что это письмо на деревню… отдельные выступления по своим льготам, по интересам, по своим норам …не считаются.
Но вернемся к путешествию, или продолжим его, но без комментариев по - прежнему ни шагу, чтобы не превратить его и себя в просмотр картинок бесконечных сериалов шоу - нью новостей. Жена нервничает, укладывая последние и самые последние вещи, естественно, впопыхах, а я едва сдерживаю смех в себе – какое к черту опоздание, какие к черту пробки в семь утра… Но она оказалась права, мы выезжаем в семь и попадаем в пробку, а я - то совсем забыл, что мы еще в ЕС-Германии, а по утрам Германия едет на работу. Теперь уже нервничал я, а дочка смеялась – это обычная картина, поэтому она все рассчитала – и мы успокаиваемся, а я начинаю даже рассматривать все по сторонам. Мое внимание привлекают выстроенные в затылок друг другу вереницы машин, отдельно от общего потока, в стороне, у самого края огромного поля, на грунтовой дороги у съезда с нее, но куда? Я спрашиваю дочку, она объясняет снисходительно:
– Это в соседнем селе построили завод.
Становится грустно, а потом и смешновато при воспоминании о нас, где в селах разрушаются уже имеющиеся, работающие заводы, а потом продукцию отсюда интервируют к нам, под гаслами интеграции. Один мой знакомый из Ужгорода рассказал, что они едут на заработки в ЕС, которые покупают дешевую рабсилу, а они к нам - закупать дешевые продукты…

(Продолжение следует)

ВИКТОР ШЛАПАК
К 20 – ЛЕТИЮ ЖУРНАЛА

20 лет – это уже не просто ряд событий, дат, имен, встреч и даже расставаний, это уже ИСТОРИЯ. А всякая история имеет свое начало и называется предысторией. Итак, какова же предыстория создание журнала «РЕНЕССАНС»? Она начинается с 1991 года!
С одной стороны – это крушение то ли страны, то ли империи, то ли страны добра, то ли империи зла, то ли империи тирании, рабства, то ли страны социализма, и получается – добро, социализм и вдруг – крах, развал. Как видим существование абсурда привело к абсурду существования, и он, и оно потерпели крах!
И это все есть 1991 год!
А что мы получили после него с другой стороны?
Это новую якобы страну, а в ней – с одной стороны свободу, независимость, демократию, а с другой – приватизацию и зрелища вместо хлеба, с этой же самой одной стороны – новую власть, а с другой – эти якобы новые власти новой якобы страны оказались теми же лицами, которые развалили подобную якобы страну и взялись за следующую. И тут мы наблюдаем не просто абсурд, а абсурд сидит на абсурде и абсурдом погоняет, или, как писал один из авторов журнала Андрей Вознесенский – АБСУРДЕЕМ! Хотя по идее и заверениям якобы властей новой якобы страны мы должны были выйти из абсурда, а не пребывать и поныне там.
И вдруг РЕНЕССАНС!
Откуда? Неужели это уже следующий абсурд: Ренессанс и тут же – мировой кризис? А дело в том, что эти наши рассуждения – выводы следуют после уже прошедших двадцати лет, а тогда, в 1992 году, обещанные свобода, независимость, демократия всем казались возможными. И только один наш автор, один из лучших поэтов со-временности Евг. Евтушенко понимал этот блеф и новых лозунгов, и новых властей, он писал:
             Мой никому не нужный Ренессанс…
Это были пророческие показания, прозрения человека, сделавшего спектральный   анализ эпохи буйства загнивающего капитализьма в разных Америках по сравнению его же с пришествием капитализьма в страны СНГ, знавшие его лишь по трудам классиков, плохо учившие эти самые труды, и вот, наконец, обретшие его в своем первоначально биз-шоу «выгляди», что потом назовут эпохой позора, предательства, но РЕНЕССАНС все–таки был! Вот и рассмотрим теперь историю журнала « РЕНЕССАНС»
Первый номер вышел в 1992 году. В редколлегию вошли представители Киева – Москвы – Петербурга. 55 новых имен, вырвавшихся из-под застоя, доказывают истину, что Ренессанс был, есть и будет, несмотря ни на какие деспотические режимы. Основная идея и цель журнала выражена в обращении к читателю – возрождение подлинных человеческих ценностей.
Нет возможности цитировать строки поэтов от выражения от-чаяния, горечи, презрения до веры, надежды, призывы…Обращает внимание рубрика Манифестация литературных манифестов! Зачем? Возможны некоторые совпадения надежд поэтов начала ХХ века и его конца, охватившая эйфория свободы – это и символисты – Брюсов, Бальмонт, Белый, это акмеисты – Гумилев, Мандельштам, это даже эго – футуристы – Северянин, Шершеневич и мн-мн. другое, но понятна цель этих публикаций – призыв выйти из своих узких корпораций и присоединиться – возродить, увы, преданный, расстрелянный Серебряный век. Здесь нельзя не вспомнить Оттепель, его поэтов, попытавшихся продолжить дело ушедших, но и они потом были вытеснены цензурой, попсой и не случайно все они позднее стали авторами журнала РЕНЕССАНС…

Продолжение следует

Ксения Гамарник
ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ

Без поездки было не обойтись. И Сонин муж торопил со сборами. Одинокая старенькая тетя завещала свою крохотную квартирку двум родственникам. Теперь Соне предстояло лететь из Нью-Йорка в Киев вступать в права наследства, встречаться с двоюродным братом, чтобы обсудить продажу квартиры и раздел имущества, оформлять какие-то бумаги, проводить время в нотариальных конторах и бюро технической инвентаризации. В Киеве Соня не была двенадцать лет. Целую дюжину. В Америке любят дюжины и полудюжины, а потому многое продается в упаковках по шесть и по двенадцать. Дюжинами и полудюжинами продают розы. Это там, в прошлой жизни, чётное число цветов считалось несчастливым. В Америке все наоборот. Но тут речь шла не о цветах, а о целой эпохе Сониной жизни, её «американском периоде». Соня села за компьютер, чтобы заказать авиабилет. Но сперва набрала знакомый адрес электронной почты. Затаив дыхание, торопливо напечатала: «Дима, собираюсь в Киев по делам. Была бы рада увидеться». Пусть лучше сразу напишет, что не сможет приехать. Тогда не будет никаких напрасных надежд, и она начнет готовиться к отъезду, собирать вещи, покупать подарки, не надеясь на встречу.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………........................................................................................................................................................................................
....................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
Она все-таки обняла его на прощанье. В этот раз он не отстранился, и на какой-то краткий миг ей почудилось, что то, чего она так отчаянно хотела, наконец, произошло – их душевные токи совпали, гармония восстановилась. Но вот объятие разомкнулось, и это мимолетное хрупкое ощущение исчезло.
– Я все равно тебя люблю...
Ненужные Сонины слова, вырвавшиеся у неё под влиянием мига, бессильно повисли в воздухе как невидимый вопросительный знак, как укор Соне, не сумевшей сдержаться. Он покачал головой.
– Извини, но я тебе не верю. Я уже давно никому не верю.
Это прозвучало несколько высокопарно и претенциозно, как раз в его духе. Бедный, бедный, он ей не верит. Никому не верит. Душа как выжженное поле, стало быть. Соня даже не обиделась. Ну и что, что он ей не верит, она-то ведь говорит правду. Да полно, правда ли это? Любит ли она его? Она и сама не была в этом уверена. Наверное, уже нет, хотя все-таки ещё немного да. Соня знала только, что это признание было вызвано её желанием поддержать Дмитрия. Когда-то она то и дело подбадривала его: «Все будет хорошо», и верила, что именно так и случился. Раз она так сильно этого желает, то у него непременно все в жизни сложится удачно. Вот и теперь она пыталась сказать ему: «Пусть я давно стала не нужна тебе, но, может быть, благодаря моим словам, ты ощутишь, что о тебе кто-то думает и помнит, и тебе станет хоть немного легче жить на этом свете». Преодолевая свою собственную тоску и бессилие, продираясь сквозь вздымающиеся над головой волны времени, она все еще, как былые времена, пыталась вдохнуть в него немного своей душевной энергии, как бы мало её не было, всё еще хотела окутать его своим душевным теплом, уберечь от невзгод враждебного мира...
После спектакля, оказавшегося и вправду хорошим, но прошедшего в полупустом зале, она, вопреки здравому смыслу, все таки надеялась на чудо. Когда-то, в институтские годы, она выходила из аудитории, и он обычно поджидал ее в коридоре у окна. Или ждал у общежития. Если они ссорились в гостях или на студенческой вечеринке, и она уходила, то он непременно тенью следовал за ней. Вот и теперь она, наперекор доводам рассудка, все-таки надеялась, что, может быть, он не уехал, не пошел на вокзал и теперь ждёт её. Она оглядывалась по сторона, всматривалась в темноту улицы. Немногочисленные зрители, не задерживаясь для бесед, расходились после спектакля. Вскоре возле афиш театра не осталось почти никого. Чуда не произошло. Постояв ещё некоторое время у освещенного входа, она ступила в темноту вечера. Одна.

***

Форма входа

Поиск

Друзья сайта

Статистика